Отлично так договорились. Казначеи всё на сундуках, телеги ездят себе потихоньку, силос тает, денег нет. А хозяева силоса убытки считают. Год считают, два, три. Кончилось у них терпение. Пошли к тележнику опять.
— Слушай, дорогой, — говорят, — Тут и тележки ездят, силос наш жрут как не в себя, да и ты с голоду вроде не пухнешь, опять-таки чегой-то всё работает, как и прежде. И только мы, как лохи, единственные, кто тебе на халяву силос отдает. Так что нету у нас больше терпежу, ищи монету, отдавай долг. А то хрен тебе, а не топливо для твоих транспортов гражданских!
Взвыл тележник, побежал деньги искать — а нету! Он к графу в ноги упал — господин, кранты, выручай. Либо с казначеями добазарься, либо с казны блокстромовской монеток отщипни, силос надо, аж совсем!
Граф-то отвечает:
— Да помогу, не вопрос, хоть и паршивый из тебя хозяин, раз до такого довел свой свободный независимый тележкин бизнес. Я ж знаю о беде твоей, уши все прожужжал — но вот монеток не дам. А знаешь, что — смотри-ка, тут благодетели заглядывали, говорят, они уже и новые тележки купили, твои-то старые. Может, им и продашь и двор свой, и тележки, и возниц? А хотя — нет, не надо. У тебя за силос долгов много набежало, казначеям должен, всем должен. Даже если и за так отдашь, так потом долги за тебя плати. Иди-ка ты, любезный, бабочек лови. Не стану тебе помогать.
— Какие такие новые тележки? — офигел тележник. — Какого, простите, импрессионизма какие-то левые благодетели для моего двора уже и тележки закупают, лучше бы на силос денег дали.
— Левые, говоришь, — задумался граф. — Не, ну то, что я там почетный гость, оно прям совсем не при чем, даже не думай. Но вот смотрят они со мной на ситуацию и понимают — жить тебе осталось недолго. А тележки-то у тебя все равно старые, по-любому надо будет менять…
— А мое же! — изумился тележник. — Как они свои тележки по моим хитрым дорогам возить будут? У них и колея другая, а я себе уже колею наездил. Опять-таки — ну там установления, кодексы, защита бизнеса и всё такое. Ну вы хоть во владение себе заберите что ли, половину, по дешевке отдам.
— Не, — граф говорит. — Не понимаю тебя, что ты тут напраслину возводишь. Во-первых, во владение оно нафиг не нужно, убыточное, знаешь ли дело. А во-вторых, никто у тебя ничего не отбирает. Только разве что по закону, по справедливости, по разумению божьему. Оно дешевле твоей дешевки окажется, если разумно подойти к вопросу, да и не про половину разговор пойдет. Но оно закон — я тут вообще ничего сделать не смогу. Оно, знаешь ли, dura lex.., если ты по латыни разумеешь, уважаемое быдло деревенское. Да я и помочь-то тебе как-то… с трудом. Проблемы частных предприятий шерифа… ой, графьев, не волнуют. Так что работай давай. Если сможешь.
— Хрен вам, а не тележки мои с дорогами, сам выпутаюсь, — не подумавши брякнул хозяин.
— Хамло ты крестьянское, — вежливо ответил граф. – Тут вон у соседа коровник сгорел, так тот правильно выплакался, я у него коровник и взял под крыло государево. А твои телеги гнилые в таком разе и даром не возьму. И не надо мне тут аналогиями крутить.
— А еще я крестьянам все расскажу: и про казначеев, и про новые тележки, и про бабочек, которых мне до конца жизни ловить на хуторе! Вот они-то уж точно за меня мотыги да вилы схватят, — горячился тележник.
Но я ж говорила, граф был умен по годам. Так что только головой горестно покачал, а что все писаки местные за него всей черни пасть порвут, даже и упоминать не стал. А все потому, что человек он хороший и граф хороший, и вообще все зашибись, а завтра еще больше зашибись будет. Отправил он хозяина на хутор, а сам продолжил думу думать государственную.