Мать 30-летнего Максима просит у государственного здравоохранения спасти ее сына. Или хотя бы точно выяснить, что с ним происходит.
И у ней не получается допроситься помощи у казахстанской медицины, которая может помочь, да не хочет переступать через бюрократические барьеры.
Местные медики разводят руками и говорят, что только в Нур-Султане можно установить точный диагноз, после диагностических исследований, которые недоступны в Восточном Казахстане. Но в столицу отправить Максима не могут, потому что… квоты нет.
Но, конечно, можно пройти ту же диагностику в том же Нур-Султане в тех же госклиниках – правда, в платном порядке.
Для матери дело в деньгах – их просто нет.
Для нас – в том, что вопросы спасения жизни современной медициной забюрократизированы настолько, что отсутствие квоты становится препятствием для выживания, если, конечно, у вас нет денег на платную диагностику.
Состояние Максима не просто тяжелое. Он периодически теряет сознание, у него сильные головные боли. Применяемые варианты лечения не спасают. Даже на консилиуме по его вопросу Максим дважды терял сознание на глазах врачей.
Местные медики действительно провели огромную работу в попытках выяснить диагноз. Потому что невыясненный диагноз приводит к тому, что применяемое наугад (вернее, по опыту предыдущих пациентов с подобными симптомами) лечение не помогает. Но оказалось, что никто в Восточном Казахстане помочь не может.
Смогли бы помочь в Нур-Султане, в Национальном научном медицинском центре. Могли бы помочь в клинике управления делами президента. Но – нет квоты, нет и помощи.
За собственные деньги больного – без проблем. Но в счет государственного здравоохранения – нет, никак!
Родственники Максима седьмой месяц обивают пороги чиновников и врачей, потому что вариантов у них нет. Для диагностики за свой счет надо невероятное для семьи количество денег: на проезд, проживание, питание, сами процедуры. Их у семьи нет.
Но они видят, что в Восточном Казахстане у медиков не получается ни диагностировать болезнь, ни ослабить ее влияние. При отсутствии и квоты, и денег кажется, что выхода нет. И все равно родные Максима продолжают надеяться на нашу медицину. Пока – без результата.
У редакции вопрос к областному здравоохранению. Мы понимаем необходимость квот. Но разве не цель современной медицины – гарантия помощи в ситуациях, угрожающих жизни? Разве не наш аким области при каждом удобном случае говорит о том, сколько средств и государственных денег вложено в медицину, в том числе и в диагностическую? В чем смысл этих рапортов, если в кризисном случае все вновь упирается в то, что больные сами должны оплачивать свои проблемы со здоровьем?
Нам могут сказать, что решение вопросов квотирования в индивидуальном порядке исключениями может вызвать хаос. Потому что это для семьи – Максим крайне важная ее часть. Для медицины это просто один из сотен тысяч пациентов, его заболевание не стоит того, чтобы чиновники искали способ ему помочь, кроме как направив письма с просьбой принять его сверх квоты.
А ведь разговор идет не о каком-то дорогостоящем лечении в другой стране, не о необычайно дорогих препаратах, не об уникальном и неисследованном случае. Нет, все гораздо проще – все местные специалисты пусть и не могут сами справиться с проблемой, но точно знают, что в другом городе нашей же страны в клинике или медцентре, созданных и живущих за счет бюджетных средств, могут выяснить то, что недоступно местным медикам.
Но… Гарантированная государством медицинская помощь для Максима сейчас недоступна лишь потому, потому что бюрократический препон оказался важнее жизни. Лишь потому, что у человека не хватает собственных денег обеспечить себе диагностику (еще даже не лечение!), а государство могло бы помочь, да вот не способно перешагнуть бюрократические заборы.
И порядок в бумагах оказывается важнее человека.
